А ведь уже 19 лет прошло. Дело было в сентябре 1991 года, когда я, второкурсник биофака Петрозаводского университета, собирался вместо осенних сельхозработ со своими товарищами в Туркмению, на половить змей-ящериц для террариума в нашей комнате. Я уже там был прошлой весной, так что быстро подбил своих зачитавшихся Дарреллом соседей на сие мероприятие. А что? Билет на самолёт в Чарджоу тогда стоил около 90 рублей (за год до этого вообще 60), стипендия была уже сто рублей (только что указом Горбачёва увеличили с 40), и после выплаты полевых, деньжата на руках у советских студентов были. Это были первые обороты раскручивающегося маховика инфляции, который потом повергнет всю страну в нищету и сделает подобные путешествия на много лет невозможными, не говоря уже об отпадании республик. Но началось то всё с того, что населению давали ещё денег на руки, и все были довольны. То, что лишние деньги при фиксированных ценах ведут к пустым полкам, никто не понимал, да некоторые не понимают и до сих пор. Подобной же палкой о двух концах была и рухнувшая общественная дисциплина: сбежать с атавизма советских времён в лице картошки было нетрудно, и последствия никого не колыхали. Призвать нас к совести было некому. Ну, почти некому. Проблема оказалась не в этом, а в подготовленности моих компаньонов, которые начали отваливаться, как только их мамы узнавали, что их дитятко собирается ехать куда-то к чёрту на рога неизвестно с кем, то есть со мной. С одной мамашей я даже имел разговор по телефону, она то и пыталась исполнить роль групповой совести. Со своим сыном успешно, хотя думаю, не в совести там дело. Но на меня это уже не подействовало. Не в первый раз я выступал в роли авантюриста, подбивавшего чьих-то зайчиков на сомнительные, с точки зрения мам, мероприятия.
Впрочем, всё в этом мире относительно. По сравнению с моими тогдашними соседями я, может, и был сорвиголова и авантюрист. Но прошлой весной меня в Туркменскую поездку втянул куда больший сорвиголова и авантюрист, Женька Шалаев. Женька на четыре года меня старше и был моим непосредственным начальником в секторе открытого грунта Дворца Пионеров и Школьников, где я работал после школы. Вот ему ни черта не стоило рвануть в любой момент в любые хлябеня. Впрочем, в юннатском отделе Дворца подобных кадров всегда хватало. У Бабенко в «Записках орангутолога» описан восьмиклассник, которому автор пытался дозвониться, на что мама оного восьмиклассника ответила: «Ружья и собаки нет, значит, уехал в экспедицию». За такого не ручаюсь, но лица, обзаводившиеся ещё в школе ружьями и прогуливавшие уроки, чтобы смотаться в лес, у нас имелись. Женька был не совсем таким, но не менее колоритным. О том, какой он был безбашенный, говорит, например, тот факт, что в ту нашу весеннюю экспедицию он безо всякой страховки слазил в гнездо балобана, расположенное на вершине опоры высоковольтной линии электропередач, и вытащил оттуда птенца, которого мы благополучно довезли в Москву. Туркмены от этого поступка тогда охренели. Тем, кто не понял, я рекомендую самим попробовать влезть без страховки на опору линии электропередач, желательно, стоящую на ровном хорошо продуваемом месте, чтоб опору качало, под самые жужжащие провода. Женька то и спас положение, «сев нам на хвост», и в результате, оказавшись единственным, кто со мной поехал.
В сентябре в Туркмении уже не столь жарко, иногда даже весьма прохладно. Зато часто небо затянуто облаками, и дует пыльный ветер. Невзрачных, но ароматных пустынных цветов уже нет, да и крупные азиатские звёзды на ночном небе тускловаты из-за поднятой в воздух пыли.
Останавливались мы в том же месте, что и в прошлой раз, на насосной станции возле посёлка Йылманкая в тогдашней Чарджоуской области. Сейчас и область называется по другому, и город Чарджоу переименован в Туркменабат, и даже не знаю, есть ли та насосная станция. Но смотрю на эти места в Google Earth и ностальгирую, хотя, фотка и не самая лучшая. Маленький глинобитный домик невдалеке от рукава Аму-Дарьи, бывшие поля, заросшие селитрянкой, и большие песчаные холмы-барханы. Электричества на станции не было, но было и так прикольно: мы кипятили закопченный чайник на солярке, зажигали керосиновую лампу и, вместо ванны, купались в запруде у насосов, перекачивающих воду из арыков в Аму-Дарью. Несмотря на оные купания, немудрено, что за пару недель такого житья вид у нас был весьма малопрезентабельный. Тусклая полевая одежда была запылена по самое немогу, то же относилось к торчащим в разные стороны волосам, да и вообще всему телу: после первого мытья в ванне по приезду на её стенках остался чёрный налёт, каковой я до того видел только в кино (в американской комедии, где два школьника нашли размороженного первобытного человека), и какового потом больше не видел ни разу.
В общем, не удивительно, что на обратном пути в Москву, мы обращали на себя самое пристальное внимание туркменской милиции, да и не только милиции, как выяснилось. Добравшись до вокзала, например, мы со своими рюкзаками и ящиками сели в углу перекусить пирожками (что ещё было есть в чужом городе на ходу?), когда метрах в двухстах от нас шёл куда-то по своим делам милицейский наряд. «Щас же ведь свернут и к нам пойдут», - лениво заметил Женя, откусывая пирожок. Только он это сказал, наряд поменял направление на 90 градусов, и впрямь, пошёл к нам. «Старший сержант Ханаманадурдыев», - представился главный. «Предъявите паспорта, будем ваши личности устанавливать». Мы без слов (привыкли уже) полезли за паспортами. К разочарованию милиции, с паспортами всё было в порядке. –Похож? – спросил я блюстителя закона, разглядывающего страничку с фото. «Боле-мене», - уныло ответил он.
«Студенты», - констатировал бравый старший сержант, глядя на страничку со штампом о прописке в студенческом общежитии номер четыре. «А по виду будто сбежали откуда-то»…
Ранняя осень в Чарджоу, как и положено южной осени, была теплая и тихая. Почти не было птиц, кроме голосящих вездесущих майн. Арыки на обочинах улицах начинало засыпать сухими листьями, То тут, то там валялись похожие на крупные сморщенные апельсины плоды маклюры. На облезлой стене дома висел простой бумажный плакат, анонсировавший концерты группы «Форум». Эк куда забрались, подумалось мне, и тут же забылось.
Закинув вещи в камеру хранения, мы побрели на местный базар прикупить фруктов, бывшим здесь существенно более дешёвыми, нежели у нас на севере. Я на сущие копейки накупил огромный пакет винограда. Женька же отоварился и того круче: у него не так давно родился сын Глебка, так что кроме винограда, молодой папашка накупил груш, сочных персиков, а венчала композицию пара сладких чарджоуских дынь и кажется, ещё и арбуз. Вес уже приближался к критическому. Мы отволокли наши покупки в уголок, а сами прикупили жареной самсы, чтобы в очередной раз перекусить. Кусая среднеазиатскую еду, я лениво рассматривал базарную толпу. В основном она состояла из колхозного вида личностей, как азиатской, так и европейской наружности. В частности, несомненно русским был слоняющийся без дела с равнодушным видом худой дылда в белой рубашке. А вот троица легко одетых граждан из толпы явно выделялась. Особенно пергидрольный блондин в чёрной футболке и попугайных пёстрых шортах-бермудах. Но я как-то быстро от них отвлёкся, переключив внимание на другую дисгармонию, на сей раз звуковую. Её создавала торговка лотерейными билетами, высоким визгливым голосом предлагавшая купить счастье. Меня приколола сама формулировка, которая знакома была, кажется, по фильмам годов пятидесятых. Экое захолустье, прости Господи...
Дальнейшее произошло буквально в доли секунды, хотя из описания это будет не очевидно. Женька, только что сидевший и евший рядом со мной самсу, произносит «Вон того обокрали!», распрямляется как пружина, и уже держит за руку того самого дылду. Из руки дылды на землю даже не падает, а почти выстреливает резко брошенный кошелёк. В эту же секунду попугайный блондин хватается за карман, и прежде, чем он начинает озираться, Женька обменивается с дылдой парой фраз и отвешивает ему пинка. Дылда уходит в толпу, как Терминатор-2 в стену, после чего Женька показывает пергидрольному на валяющийся кошелёк.
«Я и вижу, возле них какой-то чёрный отирается. Кошелёк из кармана хвать! Этому фитилю отдаёт, и в толпу», - рассказывал потом Женька. «Ну я его за лапу, тот кошель бросает и цедит мне сквозь зубы: Отпусти, ничего не будет».
Перекусив, груженные фруктовой поклажей, мы двинули по улице назад к вокзалу. Однако, это был как раз случай, когда обратно идти дольше, чем туда. Да тут ещё у перегруженных полиэтиленовых пакетов ручки начали сдавать… В общем, каждые метров пятьдесят приходилось садиться на лавку и передыхать. Сидим мы на очередной лавочке, я опять в созерцание окрестностей погрузился, и вдруг слышу под ухом «Салам!» «Здравствуйте» по-туркменски. И прямо рядом с нами на лавочку плюхаются два местных шпанюка лет двенадцати. Замурзанных и одетых по моде шпанюков тех времён в безрукавки, сделанные из курток от школьной формы. «А вы откуда?» - сразу переходят к делу шпанюки. «Из России», - уклончиво отвечает явно раздражённый Женя. Дальнейший вопрос, в общем, был логичен, но сразил меня на месте: «А сейчас в бегах?» Собственно, бравый старший сержант с вокзала уже нам что-то такое говорил. Но одно дело привокзальный мент, а тут вот шпана туркестанская.
«Нет, мы просто гуляем», - раздражённо кинул Женька, и, бодро подхватив свой груз, припустился по улице. Я – за Женькой. Уж не знаю, ассоциировались они у него с теми, на базаре, но продолжать беседу и впрямь было ни к чему.
Остановился Женька только у здания почты, когда решил позвонить в Москву, чтобы ждали вечером. Пошёл звонить. Выходит. Тут под ухом опять неожиданное «Здравствуйте!» На сей раз на русском. Поворачиваюсь – а это та самая попугайная троица с базара. Блин, а этим то чего надо?
«Здравствуйте ребят, мы, группа «Форум», приглашаем вас на свой концерт. Сегодня и завтра, в восемь вечера в городском ДК, подходите к служебному входу…»
«Да спасибо, ребят, но у нас уже в семь вечера самолёт на Москву» - вежливо отказались мы.
«А вы студенты из стройотряда?» - спросили попугайные, оценив наши брезентовые запылённые штормовки.
-Да не, мы просто в пустыню к друзьям на пару недель приезжали, - ляпнул я, не очень соображая, как это звучит. До сих пор мне интересно, про каких друзей они подумали. Впрочем, за наркотой ездили в основном в горные районы, хотя кто ж этот тонкий восток знает. С конца на конец, возить змей и ящериц, пускай даже не охраняемых, тоже было не самым законным делом. Уже не говоря о провезенном за год до этого краснокнижном балобане, которого мы в местной ветеринарной службе оформили как «канюка».
А шмонать тогда в аэропорту как раз начали. Если в первый раз мы летели самолётом ТУ-154 Туркменского отряда «Аэрофлота», то во второй раз это был уже такой же ТУ-154, но Туркменской авиакомпании. В аэропорту уже вывесили список запрещённых к вывозу из республики товаров, в коем были, в том числе, шкуры животных (у меня в рюкзаке была шакалья шкура, у Женьки – две шакальих и баранья). В тот день нам зверски повезло: я решил от греха подальше упаковать ящик с рептилиями в обёрточную бумагу, и как только его начали оборачивать, к очереди подвалил таможенник, потребовавший всем предъявить вещи для досмотра. Уж что бы было, найди у нас в грузе мешки со змеями – и не знаю. Хрен докажешь, что они неядовитые и не охраняемые.
Вот такая была история. Ах да, группа «Форум». Из неё я знал только Виктора Салтыкова, который уже ушёл в «Электроклуб» и явно в той троице не был. Не знаю, красил ли Рогожин волосы, но ИМХО той попугайной личностью был он. Ну а имя Сергей Рогожин и песню про «Мою Баттерфляй» я услышал существенно позже…
За прошедшие годы я эту историю много раз рассказывал. Правда, в основном пока воспоминания были свежие, потом закрылось другими яркими моментами. Но вот пишу это, и не оставляет некое дежа-вю, что я это уже писал, хотя не могу вспомнить где, то ли на старом форуме Футурамера, то ли в старом лирушном квазиблоге. Ну что ж, если так, буем считать, вторая тренировка. Буду писать книгу с мемуарами – исправлю ещё раз :)
ЗЫ от 27 октября: Граждане, уже 80 человек в пост за месяц пришло, и хоть бы кто его "любопытным" отметил. Коли уж написать по поводу нечего. Мне уже стрёмно. ;)
Хорошая заметка. Здорово, что поездил.
ОтветитьУдалитьА куда балобана дели потом?
Балобана Женька передал нашему другу и коллеге по Дворцу Игорю Пугачёву. Тот его выкормил до взрослого состоянии и отдал своим знакомым, занимавшихся сокольничеством.
Удалить